remember me

 Огонь и пепел. Огонь и пепел.
      Всё вокруг пылает в огне.

      Это страшно. Страшно видеть, как Хогвартс тлеет в пламени, как дементоры высасывают души тех, кого Драко когда-то знал. Как волшебники, свои и «чужие», погибают — в объятиях пламени ли, или от Авады. Один за одним. Один за одним. Их трупы сгорают в огне и обращались в пепел, который развевал ледяной ветер по всему полю боя.

      С начала Битвы идёт третий час.

      Где-то там, в огне, Полумна. Дерется бок о бок с другими волшебниками, уворачивается от заклятий и атакует в ответ. Или уже развевается пеплом по ветру, и нет уже такой волшебницы, как Полумна Лавгуд. Драко не знает. Драко, чёрт возьми, ни черта не знает. Неизвестность пугает, заставляет стиснуть зубы и идти вперёд, посылая проклятия направо и налево и не обращая внимание на ноющие рёбра.

      Он выбрал сторону Пожирателей.
      В тайне оставаясь верным Ордену и, в-первую очередь, Полумне.

      Драко просил, умолял Волдеморта не трогать Лавгуд. Но кто он такой, чтобы просить об этом? Тёмный Лорд отказал ему и выгнал прочь — готовиться к атаке. Малфою не оставалось ничего, кроме как подчиниться.

      Откуда-то сверху звучат крики, но Драко не обращает на это внимание. Он идёт вперёд, едва ли не срываясь на бег и взглядом пытаться отыскать такую знакомую, такую любимую белобрысую макушку. Но не находит. Драко действительно страшно. Не за себя — за Полумну. Потерять её значило потерять всё.

      Стоит ему увидеть его девочку, сломленной куклой лежащую на земле, под слоем пепла, как его сердце, кажется, останавливается.
      Нет. Нет. Нет!

      — Полумна! — ступор длится всего пару секунд, и Малфой бросается к Лавгуд. Подсовывает руки под её затылок и талию, заставляя принять полу-сидячее положение. Девушка хрипит, приоткрывая залитые кровью глаза, и кашляет. — Полумна! Ты слышишь меня? Нам нужно к колд…

      — Н-не… не нужно, — хрипло возражает Полумна. — Я… я думаю, это… конец. П-прости. Мне уже… ничего… не поможет.

      Драко едва сдерживает слёзы, но послушно замирает, не собираясь больше бросаться к колдомедику. Потому что знал: действительно, ничего не поможет — такую дыру в груди не вылечить ничем. Особенно в нынешних условиях. Но он не хотел верить, что это — конец не только Волдеморта (а всё шло именно к его концу), но и Полумны. Нет.

      Конец его жизни, которая с каждым хрипом Полумны трескается и рассыпается, словно тонкое стекло. Потому что больше ничего не будет хорошо.

      Вина в груди давит, заставляя согнуться в бессильных рыданиях. Слабая ладошка гладит его по щеке, пытаясь успокоить, но на деле лишь усиливая его рыдания.

      — Мерлин, прости меня. Прости, — Драко закусывает губу до крови, и слезинка стекает по грязной от сажи щеке. — Я клялся тебе, что спасу тебя. Но… прости. Я не смог тебя спасти. Я не успел. Прости, прости, прости… — как мантра, но Полумна тихо смеется, кладя палец ему на губы.

      — Тшш, Драко, — улыбается белыми от недостатка крови губами. — Я ведь сама… решила… сражаться. Ты… пытался… спасти меня. Этого… достаточно, — сплёвывает собравшуюся во рту кровь. — Ничего страшного… Драко. Главное… что ты жив. Только… помни… меня. Прошу.

      — Ты не можешь оставить меня одного, — неверяще шепчет Драко. Трещины расходятся по стеклу всё больше и больше. Секунда — и треснет.

      — Я… люблю… тебя. И всегда… буду… с тобой, — голос Полумны стихает, и девушка закрывает глаза. Один — всего лишь один! — глубокий вздох, и всё. Больше нет ничего. И стекло, не выдержав напора, распадается на миллионы осколков. А звуки войны неожиданно обрушиваются на атрофировавшееся от всего мира сознание.

      Драко не верит. Зовёт Полумну, говорит какие-то бессмысленные вещи, кричит. Но Лавгуд не отвечает, не откликается на его отчаянный зов. И сердце в её груди больше не бьётся. Как и в груди Драко.

      В ту же секунду мир лишается сразу двух волшебников.
      А ведь сердце остановилось лишь у одного из них…