Невидимая сторона души

Он стоял под этой грёбаной дверью уже два часа, прекрасно понимая, что уже надоел и Пеппер, и Нат, катающимся в лифте, как его личная группа поддержки. Но... в глубине души он также понимал, что ему совершенно и бесповоротно плевать. Ему не нужна помощь. Нужна была столько грёбаных лет, но не теперь. Потому что эта помощь одного-единственного человека снова привела его в личный ад - воспоминания.

Ему казалось, что если бы у него была возможность безболезненно закрыть глаза хотя бы на несколько секунд, которые как всегда протянутся вечностью, то в пустые ненужные ему пакеты лёгких вернулся бы воздух. То он бы не чувствовал вновь эти грёбаные панические атаки, которые портили образ миллионера, филантропа, плейбоя и далее по списку. Которые оставляли после себя дрожь в коленях и отвратительно знакомое чувство разъедающей тоски. Если бы он просто закрыл глаза...
-Ёбаный трус, совсем не меняешься,-прошептал он себе с насмешкой, зная, что все соседи уже готовы вызвать копов. Они бы выполнили эту чисто добрососедскую задачу, если бы не знали, кто он. И если бы он не стоял уже два часа три минуты и двадцать семь насчитанных им секунд с поднесённой к звонку рукой.
...то, может быть, перестал бы чувствовать эту ответственность. Вместо неё бы пришли глаза, жесты и улыбка, привычка быть только в вечных объятиях, чтобы не оставаться одному. Вместо неё пришли бы воспоминания о тепле его рук, неловкости и до ужаса прекрасной шевелюре. Вместо неё пришла бы одна беспросветная боль, грязной жидкостью сцепляющая дыхание.

Мелодичная трель звонка. Мэй не спешит открывать. Всё то время, что он стоял там с потерянными и утопленными болью глазами, она была его зеркальным отражением, готовая в одну секунду открыть дверь. Она уже прекрасно понимала, что Питер не придёт и не скажет, что он просто застрял на практике, глядя на неё глазами верного щенка, растягивая губы в виноватой милой улыбке, пряча тень догадки о том, что уже прощён. Но этого не произойдёт, потому что он - ещё один из тех, кто рассыпался в крошку её боли. Её последняя часть семьи. Последняя надежда на счастье.
-Добрый,-взгляд на часы, лишнее веселье, которое кажется до безумия лишним,-ух ты ж, уже вечер,-он не рисковал поднимать на неё взгляд, бодро снимая дорогие туфли, как и всегда до неприличия сексуально и неаккуратно - носком наступая на пятку. Но сейчас женщине было на это плевать. Как и на его бодрость, лживо-счастливый взгляд, острый кадык, словно отталкиваемый каждым его глотком, когда он пытался потерять ещё немного времени. Мэй не была наивной милой девочкой, как её вечно улыбающийся племянник.
-Хватит фарса, Старк. Где он?-Она отвела взгляд от скованной фигуры, замершей на её кухне в неправдоподобной вальяжной позе наставника.-Где хотя бы его прах?

Старк не дышал с того момента, как вошёл. Ему так казалось. Каждое её слово приносило безумную боль, как и огромные синяки под глазами, неубранная кухня и потрёпанные джинсы. Он не знал, что может быть ещё хуже, но этот эпизод доказал обратное, дав ему осознать, что сейчас он до тугого комка в желудке хотел просто выйти/вылететь/выползти из этой чёртовой квартиры, пропитавшейся паучком и его отсутствием. Но то, что тогда войдёт эта парочка, застрявшая в лифте на долгие часы из-за него и расскажет, где Питер и что с ним случилось, причиняло ему ещё больше боли пониманием, что тогда он оставит Мэй совсем одну, что не подарит ей утешения, а только даст завязнуть в этой боли окончательно, как в зыбких песках, сжимающих не только твою плоть, но и разум - осознанием бессилия и отчаянием. И в то же время что-то булькало в горле, отдаваясь холодными мурашками по всему телу, сковывало каждый нерв и мышцу, доказывая ему, что его не хватит ни на одно слово. В то же чёртово время он забывал как дышать, все слова, что всегда активно лились водой на важных выступлениях.

Он знал, что сейчас должен быть максимально честен с ней. Только Тони так никогда не умел. И боялся даже пытаться.
-Скажи хотя бы, что ты был рядом, что ты видел его последние секунды, что он умер не один,- в её голосе не было боли и это пугало его больше всего. Эта пустота в каждом жесте и слове. Отсутствие реакции, которую он ждал.
-Я думал, что если я сожму его в объятиях, то он не уйдёт. Думал, что тогда я хотя бы не буду виноват, Мэй. Я, блять, как наивный подросток решил, что раз камень души добывается любовью, то также от него можно спасти,- его слова оставили только ещё одну рваную рану где-то там под рёбрами и напитали всё вокруг тягучей мерзкой тишиной, отдающей биением сердца в ушах.

Она не была любезной милой тётушкой даже для Питера, но его безумный от потери и усталости взгляд заставлял её молчать, когда на языке крутилось только что-то вроде: "грёбанный больной ублюдок, что ты блять несёшь?", "какая к чёрту любовь?", "почему ты, сраный гений, не смог придумать ничего получше?", "да с чего ты вообще решил, что твоё загнившее сердце вообще может что-то испытывать?". Каждый его тяжёлый вздох открывал её собственные раны, расчёсывал болячки, отдавался одним единственным вопросом в голове, который так и не сорвался с дрожащих губ. Потому что она знала, что он всего лишь человек. Да, с механизмом под сердцем. Но всё ещё человек.

Она знала, что её касания не заменят его назойливых детских объятий. Поэтому только подлила воды в стакан.
-Знаешь, Старк, если бы даже ты мог поменяться с ним местами, то я бы всё равно тебя не простила. Потому что тогда бы с таким лицом напротив меня стоял бы Питер. И это принесло бы ещё больше боли. Ты же знаешь, что был для него всем? Конечно знаешь, о чём это я. Всё всегда читалось в его глазах. Я даже рада видеть твои страдания и мне плевать, что они настолько безумны. Ведь это способно доказать, что он для тебя был ещё большим.
Она ушла, оставляя его одного, оставляя его с холодом на щеках, оставляя его делать то, что не присуще мужчинам. Делая ровно противоположное его паучку - бросая его один на один с миллиардами звёзд боли в глазах.